Осеннюю охоту с гончими в тридцатые годы разрешали с 15 сентября. Нагонку собак в те времена сроками не стесняли. В лес ходили по утренней заре. Ночной нагонки, когда зверь бродит, избегали.
К осени у меня была сгоненная и приезженная стая англо-русских гончих, четыре смычка (восемь собак).
Сухиничский и по соседству Мещевский районы, где мне на протяжении четверти века довелось 8 охотиться, на своей территории не имели сплошных лесов. Здесь были раскиданы небольшие островки - перелески, окруженные полями, и из зверей преимущественно держались заяц-русак, лисица и барсук. О беляке местные охотники не имели понятия. Но зато русак был в изобилии. За одну охоту, в один день доводилось поднимать по двадцати зайцев, а в охотничий сезон на одно ружье городской охотник добывал до полсотни русаков, деревенский же иной год - до сотни штук.
Очень много было барсука, на которого тоже охотились с гончими до момента залегания его в спячку. А это вырабатывало таких злобных зверогонов, с которыми смело можно было охотиться по чернотропу и на волков. И, пожалуй, как показывала практика, взять старого барсука гончим было куда труднее, чем взять прибылого волка. У меня лично были случаи, когда при травле барсука отдельные собаки из стаи получали такие травмы, которые они не могли получить даже в схватке с волком-переярком.
Вблизи города Сухиничи были зайчистые места и небольшие островки, носившие издавна названия: Темный, Комаревка, Колодезский, Дубовая и Хохолок.
Перелески эти были изрезаны дорогами, перекрестками. Отделяя один лесок от другого, проходила большая дорога -- старинный тракт - Мещевский Большак.
Места для охоты с гончими по черной тропе были чудеснейшими. Зимой весь русак прибивался ближе к жилью, к деревням. Если охотились со смычком гончих (со стаей по белой, тропе никогда не охотились), то в перелесках, где были лисьи норы, гоняли и добывали огневок.
Перед началом охоты ко мне почти ежедневно наведывался мой старый друг и неизменный спутник на охотах Афанасий Гаврилович. С ним мы на весь сезон "плантовали", как он выражался, все наши отъезжие поля. Обговаривали заранее, где будем открывать сезон охоты.
- Начнем с Хохолка. Зайца там тьма. Потом перевалим в Дубовую. Там держится выводок лисиц и есть барсучки. А потом перейдем через большак в Калиновый куст, где и завершим первое поле,- планировал друг.
Компания собиралась из семи человек, в ней двое были начинающие охотники, зато остальные - матерые, бывалые, прекрасно знавшие охоту с гончими.
А по полям, лесам и перелескам шла осень, бодрящая свежестью, расцвеченная, с прозрачным, как хрусталь, воздухом и сочными росами. В полях оставался еще кое-где нескошенным овес да была не убрана картошка.
Давно отцвели и пожухли травы. Небо было высоким, просторным и чистым. Ветерок в полях разносил запах полыни.
Березы и клены излучали яркий свет - золотое чудо осени. Прохладно становилось по ночам. А в полдень солнышко все еще радовало прощальным теплом. Побурели кусты. Пожелтели травы. И как-то сразу очистился воздух, широко открылись дали.
От города до Хохолка, где задумали начинать охоту, было пять верст. Из дома вышли чуть забрезжил рассвет. На смычках весело шли съезженные гончие. Собак подвели к самому острову. Сняли смычки, приказав стоять. И через секунду зычным гортанным голосом Петрович подал команду: "Вались!". Лес дрогнул от азартного порсканья. Порскали и направляли стаю вдвоем: Петрович и Афанасий Гаврилович. Остальные равнялись по ходу ведущих молча.

Афанасий Гаврилович был превеликим мастером на шутки-прибаутки. И при порскании свой певучий, переливчатый тенор он сдабривал словами:
- Ну, добудь, добудь, добудь, милые собачки! Весной новых наплодят! Не давай потачки! А ну, ай! Давай! Давай! Тут был, тут детей выводил.- И, казалось, лес наполнился каким-то особым звоном от такого зычного порсканья.
Прошло несколько минут. Собачки скрылись в полазе, и Флейта отдала голос в добор. Выжловка иной раз грешила слабоголосостью, но добор у нее всегда оканчивался помычкой. Не было случая, чтобы она голосила по-пустому o
Не прошло и минуты, как отец Флейты Выплач, став на след, бухнул словно в большой колокол. У выжлеца был низкий башур. Как гонец он мог бы быть отнесен к редкоскалам, но голос отдавал только на следу и очень верно. А в стае, как и положено басу, он покрывал густой октавой весь хор гончих.
Порскавшие смолкли и вышли на лесную дорожку. Не успел Петрович предупредить ("Ну, начинается"), как свалились все восемь собак, слились звонкими, певучими, переливчатыми, плакучими голосами - и пошла потеха. Лес дрогнул от азартного гона. А вскоре на дорогу выкатил матерый русачище, Заметил стоявшего неспокойно на лазу охотника и сметнул в сторону. Через полминуты на следу вывалила вся стая с ведущей передом Флейтой, на скидке зайца пронеслась и смолкла. Гончие рассыпались по лесу, и не прошло тридцати секунд, как молодая выжловка Вьюга натекла на след и заорала так, словно с нее драли шкуру. Враз подвалили все гончие и снова вязко и азартно погнали.
Остров вдоль и поперек был изрезан дорожками. Оврагов здесь не было. Русак загнул на большой круг и через полчаса азартного преследования сметнулся в чащу, хотел, очевидно, залечь, но тут же выскочил на дорогу, выкатив чуть ли не под ноги стоявшему с открытым ртом и слушавшему дружный гон стаи старику Василию Никифоровичу. Завороженный музыкой гона, старик прозевал тонного зайца, в чем он признался только в конце охоты.
Русак сделал второй круг, после чего один за другим прогремели два выстрела, и по лесу пронеслось: "Го-то-о-о-ов1".
Когда подошли и собрались все на месте развязки, Афанасий Гаврилович отрезал пазанки и делил их на всех гончих.
Б Завернем поближе к опушке, в которую упираются Щ зеленя,- предложил Петрович.- Там весь русак, кормившийся ночь на озими.
Но надо же было случиться так, что несколько гончих вышли уже на примыкавшие к лесу зеленя, а там мышковала лиса. Собаки узрели ее и заорали на разные голоса. Свалилась вся стая и, удаляясь напрямик, повела по красному.
-- Ушла в Дубовую. Там ее норы. И должна лазить по овражкам. Давайте переходить и равняться по гону. Обратно лиса не пойдет. Здесь ей места неудобные,- предложил Василий Ни-кифорович. И вся компания направилась через поля к Дубовой, где слышен был непрерывный гон и из всех голосов выделялся башур Выплача.
Выплач был полуфоксгаунд: сын знаменитой в то время Чешайр-Стеллы и феноменального гонца Бандита И. К. Масловского. Выжлец был злобен и вязко держал лису, гнал волка и в одиночку брал любого барсука. Для самостоятельной работы по зайцу у Выплача недоставало мастерства. В стае он выделялся из всех собак своим голосом: сильнейшим, доносчивым башуром.
Подошли к Дубовой. Там гончие варили вовсю. Гон шел без перемолчек, но по голосам чувствовалось, что лиса водит собак по оврагам. Каждый хотел попасть на лаз вблизи нор. Но на более верном лазу зверя решили оставить стариков: Афанасия Гавриловича и Василия Никифоровича. Все, кто помоложе, стали подравниваться под стаю.
За Василием Никифоровичем водилось такое: старик был жаден послушать работу гончих. О добыче трофея он к старости стал думать меньше всего. Стоит бывало на лазу, раскроет рот и слушает, боясь пропустить хоть одну ноту из "хора" гончих. По голосам определял каждую собаку, как она гонит, справляет скол, зальется по зрячему или начинает отдавать голосок в добор. И, как правило, старик проворонит зверя, а то и не успеет выстрелить, когда зверь вкатит прямо в ноги. Это была подлинно охотничья страсть.
После более чем часового гона без сколов и перемолчек лиса вкатила в ноги к. Василию Никифоровичу. Раздался выстрел. И вслед за ним звук рога, означавший, что зверь взят. Стая смолкла. Выбравшись из оврага, на полянке, где сошлись участники охоты, показался старик. Он высоко над головой поднимал убитую лису, отгоняя прыгавших на него гончих.
- Отрыщь! Отрыщь, окаянные! Пазанки лисы вам не положены. Жрать не станете.
Собрались на крови, выпили по чарке. Собачки, тоже довольные охотой, получили прикормку. Обсудив, куда дальше трогаться, решили перейти через большак и направиться в Калиновый куст, где всегда было очень много русака. Переход от острова в остров занимал не более получаса. Гончих взяли на смычки и, перейдя через Мещерский Большак, решили набросить стаю с опушки, примыкавшей к озими.
Близился полдень, когда осеннее солнце начинает разбрасывать последнее тепло. Роса высохла. Утренний след русака с кормежки к месту лежки потерял пахучесть. Зайца в эту пору можно побудить только шумом: громким порсканьем и хлопками. В. солнечные, погожие дни русак лежит не так крепко, как в осеннюю непогодь.
Стая на смычках спокойно стояла перед напуском. Обсудив маршрут дальнейшей охоты и договорившись как следовать, в каком направлении, не стрелять шумового (практикой было проверено, что когда добывают зайца не из-под гона, у собак заглушается самое ценное их качество - вязкость), рассыпались цепочкой по лесу. Порскали только двое: владелец гончих и неизменный Афанасий Гаврилович. Остальные палками постукивали по стволам березок, проверяли кучи валежника и протаптывали низинки с густой, пожухлой травой, где могло быть место, избираемое русаком для лежки.
Не прошло и получаса, как выжловка Вьюга завопила, будто ее ошпарили кипятком.
- С лежки. На глазок взяла. По зрячему,- заметил молодой охотник Федя. И через минуту на голос Вьюги подвалили все гончие из стаи. Лес запел многоголосым хором.
Русак попал матерый и, не замыкая круга, вырвался в поля. Когда все охотники вышли на опушку, далеко были слышны голоса гончих, ушедших по следу более чем за три километра и все так же вязко преследовавших зверя А вскоре заметили, как от деревни Волкове, возвращаясь к месту подъема, полем катит вр все ноги серый комочек.
Гончих еще не было видно. Заяц присел, поводил ушами, сделал огромный прыжок в сторону и помчал к лесу.
Вскоре показалась и стая: она гнала азартно и дружно, передом вела старая выжловка Флейта, за ней спешил, заливаясь фигурным голосом, Ураган. Выплач шел замыкающим и покрывал все голоса своим басом, который можно было безошибочно отличить от всех многочисленных голосов стаи. За все время охоты с гончими у меня не было собак с таким феноменальным башуром.
Русак скрылся в лесу. И когда ввалилась вся стая, молчавший лес запел, загудел, застонал.
И откуда только взялась прыть у стариков, доселе стоявших в поле и наблюдавших, как гончие, повернув от деревни русака, спели за ним через широкое поле, к острову. Все со всех ног бросились в лес занять удобный лаз на перекрестке лесных дорожек. А что значит послушать стаю -- знают многие из старых гончатников. Стоишь в этот момент на лазу с полуразинутым ртом, слушаешь и упиваешься красотой работы собак, понятной только охотникам. Сердце стучит невпопад, когда слушаешь гон, и кажется, оно вот-вот вырвется из груди, чтобы броситься в погоню за зверем. Охотничья страсть! Кто ее измерил!
По голосам собак было ясно, что русак, завершая огромный круг, пошел в самый центр острова, где были перекрестки многих дорог, проходивших через лес.
И вдруг громкий дуплет (стреляли в те времена ; только дымным порохом) прокатился по острову, и тут же рог
Афанасия Гавриловича известил: дошел!
Когда собрались все охотники на месте выстрела, гончие все вертелись возле Афанасия Гавриловича, который угощал вязких гонцов, деля на всех отрезанные пазанки
Закусив, кто-то предложил проверить опушку леса, смыкавшуюся с полем озими. И не успели дойти до опушки, как наброшенные гончие побудили русака, свалилась вся стая и снова азартно погнала.
До конца охотничьего дня, гоняли в Калиновом кусте, где было взято на пять ружей восемь русаков. Двое из участников, менее опытных и расторопных, не стреляли и не имели встречи со зверем. Но и их наделили трофеями.
Солнце сползало за горизонт, когда была собрана вся стая. Собаки взяты на смычки, и завершить первое поле охотничьего сезона направились в деревню Беликово к старому охотнику Дмитрию Петровичу Савосину. Здесь, за столом, за самоваром и чаркой, каждый делился пережитым охотничьим днем, пошли споры, без зависти и злобы, как работала стая, чего стоит по голосу и мастерству каждая из собак.
Один день охоты по чернотропу со стаей у всех остался дорогим в памяти. Полей было еще и после этого много, но от каждого дня охоты было свое, особое, неповторимое впечатление и каждый раз тот или иной момент на долгие годы оседал в памяти.
Под старость всегда хочется отдохнуть на воспоминаниях прошлого.

Источник: http://Охота и охотничье хозяйство, 1979, №11